«Бессмертный полк» тульской полиции. Николай Николаевич Виноградов

10:01 29.04.2024

Виноградов Николай Николаевич, майор в отставке, бывший командир отдельного дивизиона ВВ МВД.
Участвовал в боевых действиях с 1941 по 1945 годы. Воевал на Западном, Брянском, 3-м Белорусском, 2-м Прибалтийском фронтах.
Награжден орденом Красной Звезды, орденом Отечественной войны 1 степени.
Из воспоминаний ветерана:
«Я всю жизнь рисовал природу - весеннюю, летнюю, зимнюю… такие времена жизни. Вот на войне не рисовал и никогда потом не хотелось перенести на полотно виденное и пережитое. Батальных сцен хватило на фронте. Начинал солдатом-сапером инженерного батальона и встретил войну в самые первые минуты в приграничном Белостоке. Неожиданный бой, больше похожий на кровавую бойню, окружение, из которого выводил полковник-кавалерист, форсирование реки под шквальным огнем немецких самолетов, Пинские болота, ставшие защитой от преследовавших мотоциклетных отрядов... Осенью 41-го фашисты рвались к Орлу, я уже был командиром отделения пехотного училища и готовил курсантов к эвакуации в Среднюю Азию. Сформированный эшелон только отогнали на запасные пути, как над вокзалом показался двухмоторный бомбардировщик с черными крестами. Спустя минуты от здания вокзала остались одни стены, внутри, где только что сотни людей искали защиту, – огромная дымящаяся дыра…
Зимой 42-го я был под Москвой в составе 36-й курсантской бригады. Несмотря на мороз и обилие снега в тот февраль, вспоминается изрытая взрывами черная земля, вспыхивающие факелами скирды сена и … лица, лица, лица товарищей, кто навсегда остался защитником Москвы. Судьба меня хранила и на Курской дуге, куда после Томского артиллерийского училища направили в составе 20-й дивизии Прорыва РГК. Потом - Западный, Брянский, 2-й Прибалтийский и 3-й Белорусский фронты, операция «Багратион». В июле 1944 года снова оказался в тех местах, где начинал войну, мы шли вперед, освобождая свою землю от фашистской нечисти, каждым новым днем приближая Победу.
Под Оршей получил тяжелое ранение, долго находился без сознания и полностью пришел в себя только в госпитале в Чите.
Помню, открыл глаза и увидел, просто увидел все вокруг, и это уже была большая радость. Потом пошевелил руками и понял, что жив: вижу и смогу рисовать! Может быть именно тогда, впервые за годы войны захотелось взяться за кисть или хотя бы карандаш».