«В Афгане мне сопутствовало военное счастье»
09:00 23.02.2024
Кадровый офицер, военный летчик, майор милиции в отставке Анатолий Геннадьевич Мухин около двух с половиной лет прослужил в Афганистане. Ежедневно подвергая жизнь смертельной опасности, он с честью исполнил интернациональный долг, снискав уважение боевых товарищей и заслужив ряд государственных наград. Накануне Дня защитника Отечества кавалер ордена «Красной Звезды» и орденов «За службу Родине в Вооруженных Силах СССР» двух степеней Анатолий Мухин поделился воспоминаниями о событиях уже давно минувшей войны.
- Анатолий Геннадьевич, в каком возрасте Вы попали в Афганистан?
- В 26 лет. Столько мне исполнилось, когда я отправился в первую мою служебную командировку. Она длилась 15 месяцев с 1984 по 1985 год. Затем была еще одна примерно такой же продолжительностью в период с 1987 по 1988 год. Но тогда я был уже повзрослей.
- До отправки в Афганистан Вы где-то еще служили?
- Вообще я в 1979 году окончил Саратовское высшее военное авиационное училище летчиков по специальности «Пилот-инженер». Пошел по стопам отца. Он у меня военнослужащим был, летал на бомбардировщиках М-3, М-4, имел награды и боевой опыт. Во время Карибского кризиса в воздухе с боевыми ракетами 54 часа барражировал в составе одного экипажа.
Ну, вот, а по окончании учебного заведения распределился в Шимановск Амурской области. Там, кстати со своей будущей супругой познакомился Галиной Александровной, семьей обзавелся. В 1981 году был направлен в Польшу, находившуюся на военном положении в связи с возникшим в ней внутригосударственным кризисом. А спустя три года командирован в Афганистан.
- Помните, как Вам объявили новость о предстоящей опасной командировке? Как ее восприняли?
- Меня сняли с боевого дежурства. Руководители объявили разнарядку, зачитали фамилии, тех кому оказали доверие исполнять интернациональный долг. Сказали, что полетим на Ил-76 и дали пару дней на сборы. Новость воспринял спокойно. Я человек военный, вертолетчик. Знаю, что приказы не обсуждаются и был морально готов к любому повороту своей карьеры.
- Какое первое впечатление произвел на Вас Афганистан? Как обустраивались на месте временной дислокации, адаптировались к климату?
- У нас было время на адаптацию. Мы ведь не сразу в Афганистан прибыли. Сначала нас определили в Туркестанский военный округ в г.Каган, где располагался 162-й отдельный транспортно-боевой вертолетный полк. Местные пейзажи: пески, солончаки, горы, а также погодные условия с нестерпимой жарой максимально соответствовали афганским. Там проходила наша акклиматизация и привыкание к тяготам предстоящей службы. Жили в казармах без кондиционеров. Перед переброской привились от всех возможных болезней. Поэтому, прилетев в Баграм, шокового состояния не испытали. Все казалось знакомым. Заселились в щитовые модули с тонкими стенами, оборудованные простыми кондиционерами (по одному на две комнаты). К слову, эти блага цивилизации, хоть и молотили у нас почти круглосуточно, но с духотой не справлялись. Наоборот, они раскалялись от работы до такой степени, что шипели как утюг, если на них брызгали водой. А вот у афганских военных условия получше были: они жили по соседству с нами на территории построенного американцами аэродрома в комфортабельных домах с водой, туалетами и другими удобствами.
- С местным населением приходилось контактировать?
- Плотно нет. Мальчишки местные «бача» иногда к ограждению части подбегали, предлагали купить виноград за их национальную валюту «афгани». Также на охраняемом рынке время от времени встречались с афганскими торговцами, когда ездили туда за арбузами, фруктами, сувенирами и другой продукцией. Находясь на территории их проживания, мы обычно чувствовали себя в безопасности, так как считались гостями. А вот за пределами уже стоило опасаться за свою жизнь и здоровье. Вообще надо сказать, что к советским военнослужащим «шурави» у простых афганцев было хорошее отношение. Мы ведь не только воевали на стороне их правительственных сил, но и восстанавливали народное хозяйство, строили школы, водохранилища, заводы и фабрики. Нам были благодарны за помощь и уважали за бесстрашие, отвагу и военное мастерство.
- Какие задачи Вам и вашим сослуживцам приходилось выполнять?
- Я с моими товарищами летал на Ми-8. В разное время служил летчиком-штурманом, штурманом звена, командиром вертолета. В наши обязанности входило сопровождение колонн советской военной техники, доставка и высаживание десанта в заданный район боевых действий, оказание бойцам огневой поддержки, подвоз продовольствия и боеприпасов на поле боя и отдаленные блокпосты, вывоз в подконтрольную нам зону раненых и убитых солдат и офицеров.
- Как часто приходилось подниматься в воздух?
- Практически ежедневно с утра до поздней ночи мы были в воздухе с небольшими перерывами на отдых и дозаправку. Вертолет — машина небыстрая. Сильно уступает в скорости самолетам. Поэтому на выполнение той или иной задачи у нас уходило несколько часов. К примеру, чтобы слетать в г.Бамиан и обратно для целеуказания, эвакуации катапультировавшегося летчика или другой работы нам надо было потратить 3 часа. Тогда как истребитель-штурмовик этот путь проделал бы всего за 15-20 минут. Таким образом, за весь период службы лично у меня накопилась тысяча боевых вылетов. А всего в небе Афгана я провел более тысячи часов.
- Что было самым трудным для Вас в командировках?
- Тяжелее всего приходилось в моральном плане. Жару, физическую усталость, бытовые неудобства пережить было можно, а вот постоянно видеть кровь, увечья и смерть товарищей и совершенно незнакомых ребят, которые, не дрогнув в бою, ценой собственной жизни выполнили воинский долг — невыносимо.
Моего первого командира (в Шимановске я у него правым летчиком был) на десантировании расстреляли. Они сели во вражеский укрепрайон подготовки снайперов. "Душманы" сбили вертолет. Все кто в нем находился выбрались, но были тут же ранены и истекли кровью, ожидая подмоги. С нами много первоклассных летчиков в Афгане служило из Грузии, Армении, Белоруссии и других союзных республик. Эскадрилья комплектовалась машинами и экипажами из разных концов страны. Один опытный пилот лет сорока (для нас молодых он дедушкой уже был) попал под обстрел, сел на горящей вертушке, но был спасен экипажем ведомого вертолета и вывезен с места крушения. Вообще два командира звена были сбиты у нас.
- А сами попадали в такие переплеты?
- Случалось, но мне крупно повезло остаться невредимым. Военное счастье было на моей стороне.
Однажды в укрепрайон "моджахедов" по охране караванов мы десант перекидывали. «Духи» так нас поливали огнем, что, как в фильмах, от пуль земля вокруг вертолета словно кипела, поднимая фонтаны пыли и песка. Шли шестеркой, а сесть смогли только парой: остальные вертолеты получили повреждения и им пришлось вместе с десантурой на базу возвращаться. Один с заклинившим двигателем улетел (попали в подшипник). Другой сгорел в воздухе. Из шести пар вертолетов только наша без повреждений вышла.
В тот же день по прибытии в часть нам передали приказ высшего командования вновь слетать в это осиное гнездо для десантирования. Полетели. На борту человек десять ребят-десантников было. Естественно, что опять попали под плотный вражеский огонь. Половину солдатиков пулями изрешетило. Четверым руки и ноги серьезно травмировало, а мединструктора убило. Пуля из крупнокалиберного пулемета, пройдя со спины навылет, попала в сигнальную ракету, находившуюся у него на груди в разгрузке. Взорвавшись, ракета наполнила дымом и гарью салон. При этом, одна пуля угодила в пожарный датчик, вызвав сработку речевого информатора (Риты), которая по ошибке стала предупреждать нас о пожаре в отсеке главного редуктора.
В этой заварухе уцелевшие бойцы все-таки десантировались. А десантники ведомого вертолета остались на борту и улетели с нами в безопасное место. Высаживать их я пилоту запретил.
- Как Вам в условиях постоянного риска удавалось сохранять самообладание, неужели страха не было?
- Страшно, конечно, было. По началу очень. С круглыми глазами летали, про технику пилотирования забывали, когда под обстрелом оказывались. После каждого попадания в вертолет рефлекторно втягивали головы в плечи, пытались сгрупироваться, спрятаться. Не понимали, откуда огонь ведется. А нужно было и на приборы смотреть и по сторонам и от пуль и снарядов уворачиваться. Терялись, что говорить.
Со временем приобрели боевой опыт. Зачищали Панджшерское ущелье. Каждый день летали в Анаву, Руху, Базарак, подвозили туда военнослужащих. Чего только не насмотрелись. Многое поняли, разобрались, что к чему, попривыкли. Внутренний мандраж прошел. Стали замечать с высоты огневые точки противника и даже различать по звуку оружие из которого по нам стреляли. Удар пули ДШК (станкового крупнокалиберного пулемета) об обшивку, к примеру, напоминал звук кувалды, а автоматной — походил на молоток.
- А были за время службы какие-то добрые моменты?
- Конечно! Весело отмечали дни рождения сослуживцев, праздники, встречались с бойцами из других подразделений. Жили как одна семья. Общались по доброму. Такие теплые отношения согревали наши души, помогали пережить тяжелые моменты службы, не падать духом и оставаться людьми в любых ситуациях. Я и сейчас поддерживаю связь со своими боевыми товарищами. Регулярно созваниваемся с ними, делимся новостями.
- Как складывалась Ваша жизнь после Афгана?
- Отслужил три года в Нагорном Карабахе, потом попал под сокращение и был уволен из Армии в звании капитана. Вернулся с семьей в Шимановск. Год работал на заводе кузнечно-прессового оборудования (КПО), пока его не закрыли. В 1993 году начальник Шимановского ГРОВД Геннадий Михайлович Лаптев принял меня на службу в ГАИ. В этом милицейском подразделении я служил до 2003 года, даже когда, получив квартиру, переехал в Благовещенск. Работал и дознавателем и инспектором административной практики и на линии стоял….. На пенсию вышел с должности старшего инспектора-дежурного отдельного батальона ДПС ГИБДД. Сейчас тоже при деле: работаю водителем в одной из организаций областного центра.
- Афганистан часто вспоминаете?
- Кто был на войне, тот ее не забудет. Душой, мыслями и сердцем мы - ветераны всегда там. Боль о пережитом не утихает. Ее трудно унять, если рядом нет по настоящему любящих и понимающих тебя людей. Многим она так и не позволила найти свое место в мирной жизни, искалечив судьбы. Мне и здесь, считаю, повезло. У меня есть мощная поддержка со стороны моей семьи, двоих сыновей, жены. Они удерживают меня в этой реальности, не дают с головой уйти в воспоминания и замкнуться в себе.
- Анатолий Геннадьевич, в каком возрасте Вы попали в Афганистан?
- В 26 лет. Столько мне исполнилось, когда я отправился в первую мою служебную командировку. Она длилась 15 месяцев с 1984 по 1985 год. Затем была еще одна примерно такой же продолжительностью в период с 1987 по 1988 год. Но тогда я был уже повзрослей.
- До отправки в Афганистан Вы где-то еще служили?
- Вообще я в 1979 году окончил Саратовское высшее военное авиационное училище летчиков по специальности «Пилот-инженер». Пошел по стопам отца. Он у меня военнослужащим был, летал на бомбардировщиках М-3, М-4, имел награды и боевой опыт. Во время Карибского кризиса в воздухе с боевыми ракетами 54 часа барражировал в составе одного экипажа.
Ну, вот, а по окончании учебного заведения распределился в Шимановск Амурской области. Там, кстати со своей будущей супругой познакомился Галиной Александровной, семьей обзавелся. В 1981 году был направлен в Польшу, находившуюся на военном положении в связи с возникшим в ней внутригосударственным кризисом. А спустя три года командирован в Афганистан.
- Помните, как Вам объявили новость о предстоящей опасной командировке? Как ее восприняли?
- Меня сняли с боевого дежурства. Руководители объявили разнарядку, зачитали фамилии, тех кому оказали доверие исполнять интернациональный долг. Сказали, что полетим на Ил-76 и дали пару дней на сборы. Новость воспринял спокойно. Я человек военный, вертолетчик. Знаю, что приказы не обсуждаются и был морально готов к любому повороту своей карьеры.
- Какое первое впечатление произвел на Вас Афганистан? Как обустраивались на месте временной дислокации, адаптировались к климату?
- У нас было время на адаптацию. Мы ведь не сразу в Афганистан прибыли. Сначала нас определили в Туркестанский военный округ в г.Каган, где располагался 162-й отдельный транспортно-боевой вертолетный полк. Местные пейзажи: пески, солончаки, горы, а также погодные условия с нестерпимой жарой максимально соответствовали афганским. Там проходила наша акклиматизация и привыкание к тяготам предстоящей службы. Жили в казармах без кондиционеров. Перед переброской привились от всех возможных болезней. Поэтому, прилетев в Баграм, шокового состояния не испытали. Все казалось знакомым. Заселились в щитовые модули с тонкими стенами, оборудованные простыми кондиционерами (по одному на две комнаты). К слову, эти блага цивилизации, хоть и молотили у нас почти круглосуточно, но с духотой не справлялись. Наоборот, они раскалялись от работы до такой степени, что шипели как утюг, если на них брызгали водой. А вот у афганских военных условия получше были: они жили по соседству с нами на территории построенного американцами аэродрома в комфортабельных домах с водой, туалетами и другими удобствами.
- С местным населением приходилось контактировать?
- Плотно нет. Мальчишки местные «бача» иногда к ограждению части подбегали, предлагали купить виноград за их национальную валюту «афгани». Также на охраняемом рынке время от времени встречались с афганскими торговцами, когда ездили туда за арбузами, фруктами, сувенирами и другой продукцией. Находясь на территории их проживания, мы обычно чувствовали себя в безопасности, так как считались гостями. А вот за пределами уже стоило опасаться за свою жизнь и здоровье. Вообще надо сказать, что к советским военнослужащим «шурави» у простых афганцев было хорошее отношение. Мы ведь не только воевали на стороне их правительственных сил, но и восстанавливали народное хозяйство, строили школы, водохранилища, заводы и фабрики. Нам были благодарны за помощь и уважали за бесстрашие, отвагу и военное мастерство.
- Какие задачи Вам и вашим сослуживцам приходилось выполнять?
- Я с моими товарищами летал на Ми-8. В разное время служил летчиком-штурманом, штурманом звена, командиром вертолета. В наши обязанности входило сопровождение колонн советской военной техники, доставка и высаживание десанта в заданный район боевых действий, оказание бойцам огневой поддержки, подвоз продовольствия и боеприпасов на поле боя и отдаленные блокпосты, вывоз в подконтрольную нам зону раненых и убитых солдат и офицеров.
- Как часто приходилось подниматься в воздух?
- Практически ежедневно с утра до поздней ночи мы были в воздухе с небольшими перерывами на отдых и дозаправку. Вертолет — машина небыстрая. Сильно уступает в скорости самолетам. Поэтому на выполнение той или иной задачи у нас уходило несколько часов. К примеру, чтобы слетать в г.Бамиан и обратно для целеуказания, эвакуации катапультировавшегося летчика или другой работы нам надо было потратить 3 часа. Тогда как истребитель-штурмовик этот путь проделал бы всего за 15-20 минут. Таким образом, за весь период службы лично у меня накопилась тысяча боевых вылетов. А всего в небе Афгана я провел более тысячи часов.
- Что было самым трудным для Вас в командировках?
- Тяжелее всего приходилось в моральном плане. Жару, физическую усталость, бытовые неудобства пережить было можно, а вот постоянно видеть кровь, увечья и смерть товарищей и совершенно незнакомых ребят, которые, не дрогнув в бою, ценой собственной жизни выполнили воинский долг — невыносимо.
Моего первого командира (в Шимановске я у него правым летчиком был) на десантировании расстреляли. Они сели во вражеский укрепрайон подготовки снайперов. "Душманы" сбили вертолет. Все кто в нем находился выбрались, но были тут же ранены и истекли кровью, ожидая подмоги. С нами много первоклассных летчиков в Афгане служило из Грузии, Армении, Белоруссии и других союзных республик. Эскадрилья комплектовалась машинами и экипажами из разных концов страны. Один опытный пилот лет сорока (для нас молодых он дедушкой уже был) попал под обстрел, сел на горящей вертушке, но был спасен экипажем ведомого вертолета и вывезен с места крушения. Вообще два командира звена были сбиты у нас.
- А сами попадали в такие переплеты?
- Случалось, но мне крупно повезло остаться невредимым. Военное счастье было на моей стороне.
Однажды в укрепрайон "моджахедов" по охране караванов мы десант перекидывали. «Духи» так нас поливали огнем, что, как в фильмах, от пуль земля вокруг вертолета словно кипела, поднимая фонтаны пыли и песка. Шли шестеркой, а сесть смогли только парой: остальные вертолеты получили повреждения и им пришлось вместе с десантурой на базу возвращаться. Один с заклинившим двигателем улетел (попали в подшипник). Другой сгорел в воздухе. Из шести пар вертолетов только наша без повреждений вышла.
В тот же день по прибытии в часть нам передали приказ высшего командования вновь слетать в это осиное гнездо для десантирования. Полетели. На борту человек десять ребят-десантников было. Естественно, что опять попали под плотный вражеский огонь. Половину солдатиков пулями изрешетило. Четверым руки и ноги серьезно травмировало, а мединструктора убило. Пуля из крупнокалиберного пулемета, пройдя со спины навылет, попала в сигнальную ракету, находившуюся у него на груди в разгрузке. Взорвавшись, ракета наполнила дымом и гарью салон. При этом, одна пуля угодила в пожарный датчик, вызвав сработку речевого информатора (Риты), которая по ошибке стала предупреждать нас о пожаре в отсеке главного редуктора.
В этой заварухе уцелевшие бойцы все-таки десантировались. А десантники ведомого вертолета остались на борту и улетели с нами в безопасное место. Высаживать их я пилоту запретил.
- Как Вам в условиях постоянного риска удавалось сохранять самообладание, неужели страха не было?
- Страшно, конечно, было. По началу очень. С круглыми глазами летали, про технику пилотирования забывали, когда под обстрелом оказывались. После каждого попадания в вертолет рефлекторно втягивали головы в плечи, пытались сгрупироваться, спрятаться. Не понимали, откуда огонь ведется. А нужно было и на приборы смотреть и по сторонам и от пуль и снарядов уворачиваться. Терялись, что говорить.
Со временем приобрели боевой опыт. Зачищали Панджшерское ущелье. Каждый день летали в Анаву, Руху, Базарак, подвозили туда военнослужащих. Чего только не насмотрелись. Многое поняли, разобрались, что к чему, попривыкли. Внутренний мандраж прошел. Стали замечать с высоты огневые точки противника и даже различать по звуку оружие из которого по нам стреляли. Удар пули ДШК (станкового крупнокалиберного пулемета) об обшивку, к примеру, напоминал звук кувалды, а автоматной — походил на молоток.
- А были за время службы какие-то добрые моменты?
- Конечно! Весело отмечали дни рождения сослуживцев, праздники, встречались с бойцами из других подразделений. Жили как одна семья. Общались по доброму. Такие теплые отношения согревали наши души, помогали пережить тяжелые моменты службы, не падать духом и оставаться людьми в любых ситуациях. Я и сейчас поддерживаю связь со своими боевыми товарищами. Регулярно созваниваемся с ними, делимся новостями.
- Как складывалась Ваша жизнь после Афгана?
- Отслужил три года в Нагорном Карабахе, потом попал под сокращение и был уволен из Армии в звании капитана. Вернулся с семьей в Шимановск. Год работал на заводе кузнечно-прессового оборудования (КПО), пока его не закрыли. В 1993 году начальник Шимановского ГРОВД Геннадий Михайлович Лаптев принял меня на службу в ГАИ. В этом милицейском подразделении я служил до 2003 года, даже когда, получив квартиру, переехал в Благовещенск. Работал и дознавателем и инспектором административной практики и на линии стоял….. На пенсию вышел с должности старшего инспектора-дежурного отдельного батальона ДПС ГИБДД. Сейчас тоже при деле: работаю водителем в одной из организаций областного центра.
- Афганистан часто вспоминаете?
- Кто был на войне, тот ее не забудет. Душой, мыслями и сердцем мы - ветераны всегда там. Боль о пережитом не утихает. Ее трудно унять, если рядом нет по настоящему любящих и понимающих тебя людей. Многим она так и не позволила найти свое место в мирной жизни, искалечив судьбы. Мне и здесь, считаю, повезло. У меня есть мощная поддержка со стороны моей семьи, двоих сыновей, жены. Они удерживают меня в этой реальности, не дают с головой уйти в воспоминания и замкнуться в себе.