Афганский дембельский аккорд: воспоминания ветерана УМВД России по г. Абакану Виктора Мамаева об одном из боёв
10:57 15.02.2024
Недавно на сайте 66-й отдельной мотострелковой бригады (66-я ОМСБр – воинская часть Сухопутных войск Вооруженных Сил СССР в период Афганской войны) обнаружил, что там практически нет сведений о 1982-1984 годах, в том числе о событиях 11-12 апреля 1984 года, произошедших в провинции Лагман. В штабных сводках 40-й Армии они тоже отсутствуют, как-будто не было десятков убитых с нашей стороны и сотен со стороны душманов ( душма́ны, ду́хи – так называли афганских солдат и партизан). Попытаюсь восстановить часть событий тех дней.
В октябре 1982 года после окончания учебки, мы с Игорем Хрустиковым – он был из Смоленска, попали в разведроту 66-го ОМСБр в Джелалабаде. Рота была небольшая: три офицера и два прапорщика. Особенно мне запомнился командир – Борис Иванович Гасан. Он, как и я, был из Сибири. При нём потерь убитыми не было, хотя выходили на «боевые» больше тридцати раз. У него словно было какое-то чутьё на мины. На одном из выходов в Сурх Род (название населённого пункта), Борис Иванович при помощи сапёрного щупа обнаружил несколько мин около штабной палатки и у меня под БМП (боевая машина пехоты). Как оказалось, всё наше место дислокации было заминировано.
Поначалу жили в палатках, а в конце 1983 года нам выделили щитовой модуль около штаба, который впоследствии передали под военную прокуратуру и госпиталь.
В марте 1984 года в рамках борьбы с «дедовщиной» решили откомандировать весь наш дембельский состав роты по другим подразделениям бригады. Основная часть попала в ДШБ (десантно-штурмовой батальон). Шла интенсивная подготовка к весеннему дембелю. Мы готовили парадную форму, мечтали о гражданке и думали, что наша война уже закончилась. Но…
11 апреля 1984 года на плацу словно на параде выстроились около восьмидесяти бойцов-дембелей. Все в чистенькой форме, молодые, красивые и счастливые от того, что через несколько дней улетят домой. Но наивные мечты оборвались тогда, когда неожиданно прилетели «вертушки», а вместе с ними приказ: срочно готовиться к боевой операции. «Духи» охотились на офицеров и младших командиров, а мои сержантские лычки было видно далеко и это было бы им на руку, но приказы никогда не обсуждаются и, кстати, до нас дембелей на последние операции не отправляли, но нам «повезло». Менее чем через полчаса, наскоро надев маскхалаты, мы стояли у вертолётов.
Наш расчет гранатомёта АГС-17 состоял из четырёх человек (АГС-17 «Пламя» - 30-мм автоматический гранатомёт на станке. Предназначен для поражения живой силы и огневых средств противника, расположенных вне укрытий). Всего же в группе было около пятидесяти человек.
Прибыли на место в сумерках и пошли на гору. А дальше словно вспышка: у подножия сбоку выскочил душман и дал автоматной очередью. Его уничтожили, но был ранен офицер. Мы прошли ещё метров пятьсот и тут и по нам открыли сплошной огонь, и среди всего этого были слышны отчётливые крики «духов» в мегафон о том, что нам «кирдык». Я дал из гранатомёта короткую очередь на голос, и они замолчали.
Уже расцветало, когда мы поднялись на вершину. Вся группа растянулась по ней. Около двенадцати человек, в том числе и наш расчёт, оказались впереди. Решили отдохнуть и выдвинуться по тропе на соседнюю сопку когда станет светло.
Место, где мы остановились, мне не понравилось сразу. Сзади была отвесная скала, небольшую площадку опоясывал естественный каменный бруствер, через который вниз уходила тропа на соседнюю высоту, путей отхода практически не было. Я установил гранатомёт, положил свой ранец десантника на плоский камень в надежде полчаса на нём покемарить. Старлей (старший лейтенант), который должен был ехать с нами домой, предложил спуститься к нему, так как там было поудобней. Мы покурили, поболтали о скором дембеле, он сказал, что к утру на противоположную гору выйдут наши. Словно что-то предчувствуя, я вернулся на своё место.
Учитывая, что в ДШБ я был совсем мало, то помню лишь, что в моём расчёте были два молодых бойца. Один из Молдавии – здоровый парняга, который и носил двадцатиоднокилограммовый АГС без особых напрягов. Еще был годок из Курска, он прибыл из Союза в Афган добровольцем из парашютно-десантного полка несколько дней назад. Немного ниже находились радист по прозвищу «Одессит», два бойца с пулемётом и старлей-миномётчик. Сзади на скале расположился пулемётчик, офицер авианаводчик и несколько бойцов. В общем, мы были на переднем краю как тополя на Плющихе.
Около 4 часов утра 12 апреля рассвело. На противоположной стороне ущелья появилась группа около двадцати человек в нашей форме, крикнули: «Свои». Старлей сказал, что это третья рота ДШБ. Он стоял впереди меня метрах в пяти, чуть ниже. Я опустился к гранатомёту и вдруг услышал крик старлея: «Духи!» И понеслось…
По нам долбили десятки автоматов. Старлей сразу упал вниз. Был ли он убит, я не знаю, но от него на меня попала кровь с веществом, похожим на мозг. Мои бойцы залегли за валуном сзади. Я перекинул им автоматы, но стрелять было невозможно из-за плотности огня противника. Пули рикошетили от камней и скалы. Я выглянул из-за камня и увидел примерно в ста в метрах двух «духов», которые стреляли по нам. Первая очередь по ним прошла ниже. А они при этом даже не пригнулись, вероятно, были под наркотой. Взял выше – и уложил обоих.
Сверху и с боку стреляли наши. Это радовало. Я боялся больше всего, что «духи» выстрелят из гранатомёта и тогда нас завалит камнями или разорвёт взрывной волной. Мои бойцы лежали за камнем и не могли поднять головы, так что как командир отделения и старослужащий, я взял инициативу на себя. Надо было менять позицию, но место где мы находились, не давало возможности перемещаться больше чем на пять метров.
«Духи» долбили нещадно. Минут через десять снизу выбежал «Одессит», рация вся в дырках от пуль. Давая возможность ему подняться к нам, я нарушил правило – не стрелять дважды из одного места. И только немного «вытащился» из-за укрытия, как увидел, что в нашу сторону бегут человек десять «духов», дал очередь по ним очередь из автомата и от удара в левую руку полетел назад.
Это в кино бойцы, идущие в атаку, падают лицом вперёд. В жизни всё иначе. У автомата пуля срезала магазин, вывалилась пружина. Боли сразу не почувствовал. Закатал рукав и увидел в предплечье дырку и оголённую кость. Через секунду, кровь ручьём. В это время подполз молдаванин. Он сказал, что на гражданке был ветеринаром, и начал оказывать экстренную медпомощь. Наложил жгут, индивидуальный медпакет. Но кровь все равно текла. Он бинтами ещё затянул рану, и она превратилась в большой сгусток. Промидол и бинты мы скинули раненым вниз, и как я вообще не загнулся от болевого шока, до сих пор не знаю. От потери крови начал потихонечку «отходить». Выпил сахарную воду вместо глюкозы и немного ожил.
Наших между «духами» и моим расчётом уже не было. Ниже справа (метров десять) лежал раненый «дед», не знаю кто. У него затекла нога, и он немного её согнул. Сразу пуля в колено. На бинтах вытащили. «Духи» поняли, что нас мало и пошли в атаку. Всё просто: им надо было захватить нашу высоту, и тогда у всех кто был сзади и ниже не было бы шанса.
Гранатомёт я поставил почти вертикально на «навесной огонь» чтобы в него не попали: сверху на «духов» немного гранат, и они отошли. Молодец молдаванин! Он весь бой был со мной и ничего не боялся, заряжал магазины в автоматы и гранаты в «крабы» АГС. Мой ранец десантника был весь в дырках. В одну гранату РГД-5 (ручная граната дистанционного действия наступательного типа), которая в нём была, попало две пули – вот бы я покемарил на нём.
«Духи» совсем обнаглели, предчувствуя победу, и кричали: «Русский, иди к нам, тебе будет хорошо! Семь ваших уже у нас!» Это не плагиат, но пока я заряжал АГС, говорю молдаванину: «Скажи, что русские не сдаются! И отматери их!» На русско-молдавском языке он так им и ответил: «Русские не сдаются!» - а дальше по их матери и неожиданное: «Ну щас мы вам!»
Думаю: мы двое, ещё человек семь рядом и в атаку что ли? И тут прилетели наши «соколы-грачи». Учитывая расстояние до противника, сто – сто пятьдесят метров, сначала они выпустили кучу ну́рсов (НУР – неуправляемая ракета), причём выше двух метров от нас срезало все кустики.
Второй заход был круче, авиация скинула «капельки» - бомбы весом от пятисот до тысячи килограммов. Всё бы нечего, но это горы. При взрыве этой «малютки» камни поднимаются вверх на сотни метров и превращаются в убойный град для всего живого в радиусе до четырёхсот метров. Капитан-авианаводчик попросил, чтобы лётчики умерили свой пыл, иначе нам тоже хана. Пока наши бомбили, мы удачно вытащили раненых и убитых.
Около двух часов дня снова атака. Человек пятьдесят на тропе. Стреляем. Вижу, как «сняли» нашего пулемётчика сверху. Кидаем гранаты. «Духи» визжат от боли и злобы, а мы стискиваем зубы: нельзя дать им подойти к нам! Это была уже не идея, а просто борьба за жизнь, потому что в плен нас не брали. А мы и не сдавались. Видели, как «духи» хватают своих раненых на спину и, прикрываясь их телами, отходят.
В момент атаки неизвестный мне молодой боец в нарушение инструкций (сзади слишком близко была скала), выстрелил по «духам» из огнёмета «Шмель». Он убил пять-семь нападавших, помог удержать высоту, но получил контузию от реактивной струи.
Ещё было несколько атак «духов». Шли нагло, кричали как шакалы. Когда у нас кончились ручные гранаты, наши сверху кидали нам РГД-5 и Ф-ки (Ф-1, в просторечье «фенюшка» - ручная противопехотная оборонительная граната), а мы дальше передавали русский привет «духам».
К вечеру, часам к восьми, они ушли ниже. Я увидел как часть душманов, одетых в чёрное – «ангелы войны», «мочат» наших в ущелье. И остатки боекомплекта из гранатомёта я выпустил по этим «птицам».
Потом ещё было три атаки. И вдруг стало тихо. Сверху крикнули, что раненых ждут «вертушки», мне приказали оставить позицию. Подошли еще наши. Зная, что теперь высоту не возьмут, я пошёл к своим в тыл. Надо прыгать со скалы, но чтобы попасть в безопасное место – нужно было лететь метров десять, а уклон – около восьмидесяти градусов. Прыгнул, зацепился за камень и стал мишенью для «духов». Пули дважды воткнулись в камень у виска. Посмотрел вниз – метров шесть и пулемёт РПКС (ручной пулемёт Калашникова). Прыгнул. Маскхалат и собственный зад – в клочья. Но не это важно: вот он, пулемётик! Из него и дал «привет» душманам, стрелявшим в меня. Учитывая, что несколько человек упало, я им отомстил.
Уже ночью выбрел к нашим. Мой друг Игорь Хрустиков кемарил, когда я весь в своей и чужой крови подошёл к нему. Открыв глаза, он невольно вскричал: «Ты же мёртвый!» Оказывается, это передали по рации.
В пять утра начали приносить раненых и убитых. Пришёл контуженный огнемётчик, принесли раненого в голову бойца. Пуля попала навылет под правый глаз и, обогнув череп, вылетела на затылке. Голова была как арбуз. А он ещё живой, только в глубокой коме… Вот и понесли к «вертушкам»: я, «слегка» раненый – наши автоматы, контуженный огнёметчик, Игорь «Хруст» и раненый в ногу боец – раненого в голову на плащ-палатке. Спуск был крутым. Мы уже видели «вертушки», но времени не хватало. Парни случайно ударили головой об камень раненого. Он сказал: «Я где?» - и встал на ноги. Я уже ничему не удивлялся.
До «вертушек» все дошли на своих ногах. Три из них были загружены нашими ранеными и убитыми. Плакал какой-то полковник…
В санитарной роте был конвейер: « тяжёлых» - на операцию, «лёгких» - в сторону! Медсестра, которая вскрыла у меня рану, упала в обморок.
Пока я был в санроте, бригада ушла на очередную операцию в Панджшер. А в конце мая, нас, раненых, и ещё несколько дембелей отправили домой. Вместо восьмидесяти человек – около двадцати. Как-то зашёл земляк из третьей роты, сказал, что в том бою «духи» применили против нас химгранаты, а на их позициях – сплошная кровь. Сильно досталось седьмой медико-санитарной роте.
Обидно, что эти годы будто стёрлись из истории. А, может быть, их старательно стирали. С 1981 по 1983 годы 66-я бригада воевала под командованием комбрига – Суланбека Григорьевича Оздоева. Знаю одно, его боялись «духи», при нём были минимальные потери. Он был Воин. Настоящий. На моём первом боевом задании в 1982 году мы десантировались вместе с комбригом. Рядом с нами прошла автоматная очередь, и комбриг сказал мне: «Что пригнулся? Свою пулю не услышишь».
Я горжусь, что служил в одной из самых боевых частей советских войск в Афганистане – 66-й отдельной мотострелковой бригаде, где плену предпочитали смерть, а смерти – победу!
В октябре 1982 года после окончания учебки, мы с Игорем Хрустиковым – он был из Смоленска, попали в разведроту 66-го ОМСБр в Джелалабаде. Рота была небольшая: три офицера и два прапорщика. Особенно мне запомнился командир – Борис Иванович Гасан. Он, как и я, был из Сибири. При нём потерь убитыми не было, хотя выходили на «боевые» больше тридцати раз. У него словно было какое-то чутьё на мины. На одном из выходов в Сурх Род (название населённого пункта), Борис Иванович при помощи сапёрного щупа обнаружил несколько мин около штабной палатки и у меня под БМП (боевая машина пехоты). Как оказалось, всё наше место дислокации было заминировано.
Поначалу жили в палатках, а в конце 1983 года нам выделили щитовой модуль около штаба, который впоследствии передали под военную прокуратуру и госпиталь.
В марте 1984 года в рамках борьбы с «дедовщиной» решили откомандировать весь наш дембельский состав роты по другим подразделениям бригады. Основная часть попала в ДШБ (десантно-штурмовой батальон). Шла интенсивная подготовка к весеннему дембелю. Мы готовили парадную форму, мечтали о гражданке и думали, что наша война уже закончилась. Но…
11 апреля 1984 года на плацу словно на параде выстроились около восьмидесяти бойцов-дембелей. Все в чистенькой форме, молодые, красивые и счастливые от того, что через несколько дней улетят домой. Но наивные мечты оборвались тогда, когда неожиданно прилетели «вертушки», а вместе с ними приказ: срочно готовиться к боевой операции. «Духи» охотились на офицеров и младших командиров, а мои сержантские лычки было видно далеко и это было бы им на руку, но приказы никогда не обсуждаются и, кстати, до нас дембелей на последние операции не отправляли, но нам «повезло». Менее чем через полчаса, наскоро надев маскхалаты, мы стояли у вертолётов.
Наш расчет гранатомёта АГС-17 состоял из четырёх человек (АГС-17 «Пламя» - 30-мм автоматический гранатомёт на станке. Предназначен для поражения живой силы и огневых средств противника, расположенных вне укрытий). Всего же в группе было около пятидесяти человек.
Прибыли на место в сумерках и пошли на гору. А дальше словно вспышка: у подножия сбоку выскочил душман и дал автоматной очередью. Его уничтожили, но был ранен офицер. Мы прошли ещё метров пятьсот и тут и по нам открыли сплошной огонь, и среди всего этого были слышны отчётливые крики «духов» в мегафон о том, что нам «кирдык». Я дал из гранатомёта короткую очередь на голос, и они замолчали.
Уже расцветало, когда мы поднялись на вершину. Вся группа растянулась по ней. Около двенадцати человек, в том числе и наш расчёт, оказались впереди. Решили отдохнуть и выдвинуться по тропе на соседнюю сопку когда станет светло.
Место, где мы остановились, мне не понравилось сразу. Сзади была отвесная скала, небольшую площадку опоясывал естественный каменный бруствер, через который вниз уходила тропа на соседнюю высоту, путей отхода практически не было. Я установил гранатомёт, положил свой ранец десантника на плоский камень в надежде полчаса на нём покемарить. Старлей (старший лейтенант), который должен был ехать с нами домой, предложил спуститься к нему, так как там было поудобней. Мы покурили, поболтали о скором дембеле, он сказал, что к утру на противоположную гору выйдут наши. Словно что-то предчувствуя, я вернулся на своё место.
Учитывая, что в ДШБ я был совсем мало, то помню лишь, что в моём расчёте были два молодых бойца. Один из Молдавии – здоровый парняга, который и носил двадцатиоднокилограммовый АГС без особых напрягов. Еще был годок из Курска, он прибыл из Союза в Афган добровольцем из парашютно-десантного полка несколько дней назад. Немного ниже находились радист по прозвищу «Одессит», два бойца с пулемётом и старлей-миномётчик. Сзади на скале расположился пулемётчик, офицер авианаводчик и несколько бойцов. В общем, мы были на переднем краю как тополя на Плющихе.
Около 4 часов утра 12 апреля рассвело. На противоположной стороне ущелья появилась группа около двадцати человек в нашей форме, крикнули: «Свои». Старлей сказал, что это третья рота ДШБ. Он стоял впереди меня метрах в пяти, чуть ниже. Я опустился к гранатомёту и вдруг услышал крик старлея: «Духи!» И понеслось…
По нам долбили десятки автоматов. Старлей сразу упал вниз. Был ли он убит, я не знаю, но от него на меня попала кровь с веществом, похожим на мозг. Мои бойцы залегли за валуном сзади. Я перекинул им автоматы, но стрелять было невозможно из-за плотности огня противника. Пули рикошетили от камней и скалы. Я выглянул из-за камня и увидел примерно в ста в метрах двух «духов», которые стреляли по нам. Первая очередь по ним прошла ниже. А они при этом даже не пригнулись, вероятно, были под наркотой. Взял выше – и уложил обоих.
Сверху и с боку стреляли наши. Это радовало. Я боялся больше всего, что «духи» выстрелят из гранатомёта и тогда нас завалит камнями или разорвёт взрывной волной. Мои бойцы лежали за камнем и не могли поднять головы, так что как командир отделения и старослужащий, я взял инициативу на себя. Надо было менять позицию, но место где мы находились, не давало возможности перемещаться больше чем на пять метров.
«Духи» долбили нещадно. Минут через десять снизу выбежал «Одессит», рация вся в дырках от пуль. Давая возможность ему подняться к нам, я нарушил правило – не стрелять дважды из одного места. И только немного «вытащился» из-за укрытия, как увидел, что в нашу сторону бегут человек десять «духов», дал очередь по ним очередь из автомата и от удара в левую руку полетел назад.
Это в кино бойцы, идущие в атаку, падают лицом вперёд. В жизни всё иначе. У автомата пуля срезала магазин, вывалилась пружина. Боли сразу не почувствовал. Закатал рукав и увидел в предплечье дырку и оголённую кость. Через секунду, кровь ручьём. В это время подполз молдаванин. Он сказал, что на гражданке был ветеринаром, и начал оказывать экстренную медпомощь. Наложил жгут, индивидуальный медпакет. Но кровь все равно текла. Он бинтами ещё затянул рану, и она превратилась в большой сгусток. Промидол и бинты мы скинули раненым вниз, и как я вообще не загнулся от болевого шока, до сих пор не знаю. От потери крови начал потихонечку «отходить». Выпил сахарную воду вместо глюкозы и немного ожил.
Наших между «духами» и моим расчётом уже не было. Ниже справа (метров десять) лежал раненый «дед», не знаю кто. У него затекла нога, и он немного её согнул. Сразу пуля в колено. На бинтах вытащили. «Духи» поняли, что нас мало и пошли в атаку. Всё просто: им надо было захватить нашу высоту, и тогда у всех кто был сзади и ниже не было бы шанса.
Гранатомёт я поставил почти вертикально на «навесной огонь» чтобы в него не попали: сверху на «духов» немного гранат, и они отошли. Молодец молдаванин! Он весь бой был со мной и ничего не боялся, заряжал магазины в автоматы и гранаты в «крабы» АГС. Мой ранец десантника был весь в дырках. В одну гранату РГД-5 (ручная граната дистанционного действия наступательного типа), которая в нём была, попало две пули – вот бы я покемарил на нём.
«Духи» совсем обнаглели, предчувствуя победу, и кричали: «Русский, иди к нам, тебе будет хорошо! Семь ваших уже у нас!» Это не плагиат, но пока я заряжал АГС, говорю молдаванину: «Скажи, что русские не сдаются! И отматери их!» На русско-молдавском языке он так им и ответил: «Русские не сдаются!» - а дальше по их матери и неожиданное: «Ну щас мы вам!»
Думаю: мы двое, ещё человек семь рядом и в атаку что ли? И тут прилетели наши «соколы-грачи». Учитывая расстояние до противника, сто – сто пятьдесят метров, сначала они выпустили кучу ну́рсов (НУР – неуправляемая ракета), причём выше двух метров от нас срезало все кустики.
Второй заход был круче, авиация скинула «капельки» - бомбы весом от пятисот до тысячи килограммов. Всё бы нечего, но это горы. При взрыве этой «малютки» камни поднимаются вверх на сотни метров и превращаются в убойный град для всего живого в радиусе до четырёхсот метров. Капитан-авианаводчик попросил, чтобы лётчики умерили свой пыл, иначе нам тоже хана. Пока наши бомбили, мы удачно вытащили раненых и убитых.
Около двух часов дня снова атака. Человек пятьдесят на тропе. Стреляем. Вижу, как «сняли» нашего пулемётчика сверху. Кидаем гранаты. «Духи» визжат от боли и злобы, а мы стискиваем зубы: нельзя дать им подойти к нам! Это была уже не идея, а просто борьба за жизнь, потому что в плен нас не брали. А мы и не сдавались. Видели, как «духи» хватают своих раненых на спину и, прикрываясь их телами, отходят.
В момент атаки неизвестный мне молодой боец в нарушение инструкций (сзади слишком близко была скала), выстрелил по «духам» из огнёмета «Шмель». Он убил пять-семь нападавших, помог удержать высоту, но получил контузию от реактивной струи.
Ещё было несколько атак «духов». Шли нагло, кричали как шакалы. Когда у нас кончились ручные гранаты, наши сверху кидали нам РГД-5 и Ф-ки (Ф-1, в просторечье «фенюшка» - ручная противопехотная оборонительная граната), а мы дальше передавали русский привет «духам».
К вечеру, часам к восьми, они ушли ниже. Я увидел как часть душманов, одетых в чёрное – «ангелы войны», «мочат» наших в ущелье. И остатки боекомплекта из гранатомёта я выпустил по этим «птицам».
Потом ещё было три атаки. И вдруг стало тихо. Сверху крикнули, что раненых ждут «вертушки», мне приказали оставить позицию. Подошли еще наши. Зная, что теперь высоту не возьмут, я пошёл к своим в тыл. Надо прыгать со скалы, но чтобы попасть в безопасное место – нужно было лететь метров десять, а уклон – около восьмидесяти градусов. Прыгнул, зацепился за камень и стал мишенью для «духов». Пули дважды воткнулись в камень у виска. Посмотрел вниз – метров шесть и пулемёт РПКС (ручной пулемёт Калашникова). Прыгнул. Маскхалат и собственный зад – в клочья. Но не это важно: вот он, пулемётик! Из него и дал «привет» душманам, стрелявшим в меня. Учитывая, что несколько человек упало, я им отомстил.
Уже ночью выбрел к нашим. Мой друг Игорь Хрустиков кемарил, когда я весь в своей и чужой крови подошёл к нему. Открыв глаза, он невольно вскричал: «Ты же мёртвый!» Оказывается, это передали по рации.
В пять утра начали приносить раненых и убитых. Пришёл контуженный огнемётчик, принесли раненого в голову бойца. Пуля попала навылет под правый глаз и, обогнув череп, вылетела на затылке. Голова была как арбуз. А он ещё живой, только в глубокой коме… Вот и понесли к «вертушкам»: я, «слегка» раненый – наши автоматы, контуженный огнёметчик, Игорь «Хруст» и раненый в ногу боец – раненого в голову на плащ-палатке. Спуск был крутым. Мы уже видели «вертушки», но времени не хватало. Парни случайно ударили головой об камень раненого. Он сказал: «Я где?» - и встал на ноги. Я уже ничему не удивлялся.
До «вертушек» все дошли на своих ногах. Три из них были загружены нашими ранеными и убитыми. Плакал какой-то полковник…
В санитарной роте был конвейер: « тяжёлых» - на операцию, «лёгких» - в сторону! Медсестра, которая вскрыла у меня рану, упала в обморок.
Пока я был в санроте, бригада ушла на очередную операцию в Панджшер. А в конце мая, нас, раненых, и ещё несколько дембелей отправили домой. Вместо восьмидесяти человек – около двадцати. Как-то зашёл земляк из третьей роты, сказал, что в том бою «духи» применили против нас химгранаты, а на их позициях – сплошная кровь. Сильно досталось седьмой медико-санитарной роте.
Обидно, что эти годы будто стёрлись из истории. А, может быть, их старательно стирали. С 1981 по 1983 годы 66-я бригада воевала под командованием комбрига – Суланбека Григорьевича Оздоева. Знаю одно, его боялись «духи», при нём были минимальные потери. Он был Воин. Настоящий. На моём первом боевом задании в 1982 году мы десантировались вместе с комбригом. Рядом с нами прошла автоматная очередь, и комбриг сказал мне: «Что пригнулся? Свою пулю не услышишь».
Я горжусь, что служил в одной из самых боевых частей советских войск в Афганистане – 66-й отдельной мотострелковой бригаде, где плену предпочитали смерть, а смерти – победу!